Текст речи ДЛЯ риторический анализ

Пантелеймон Кулиш

Слово над гробом Шевченко

Нет у нас ни одного достойного изречь родное украинское слово над гробом Шевченко: вся сила и вся красота нашего языка только ему одному одкрилася. А все мы через него есть большое и дорогое нам право - оглашаты родным украинским словом сию далекую землю.

Такой поэт, как Шевченко, не одним Украинский родной. Где бы он не умер на большом славянском миру, или в Сербии, или в Болгарии, или в Чехах, - везде он был бы между своими. Боялся ты, Тарас, что умрешь на чужбине, среди чужих людей. Итак, нет! Среди родной большой семьи почил ты одпочинком вечным. Ни у кого из Украинской не было такой семьи, как у тебя, никого так, как тебя, к тому свет не провожали. Были у нас на Украине великие воины, были великие правители, а ты стал выше их, и семья родная у тебя самая большая. Ты ведь, Тарас, учил нас не людей с сего мира згоняты, а не города и села овладевать: ты учил нас правды, святой животворящей ... Вот за такую-то науку собрались к тебе всех языков люди, как дети к родному отцу; через сию твою науку стал ты всем им родной, и провожают тебя на тот свет с плачем и сожалением большим. Спасибо богу святому, что живем не в такой возраст, что за слово правды людей на крестах распинали или на кострах жгли. Не в катакомбах, не в пещерам собрались мы славить великого человека по его науку праведную: собрались мы среди белого дня, среди столице большой, и всею общиной составляем ему искреннюю благодарность за его животворящее слово.

Радуйся же, Тарас, что почил ты не на чужбине, потому что нет для тебя чужбины на всей славянщине, и не чужие люди тебя прячут, ибо всякая добрая и умная душа тебе родная. Желал ты, Тарас, чтобы тебя похоронили над Днепром-Салават: ты ведь его любил, и рисовал, и громко прославил. Имеем в бозе надежду, что и это твое желание выполним. Будешь лежать, Тарас, на родной Украине, на побережье славного Днепра, потому что ты его имя со своим именем навеки зьедночив ... Еще ты нам оставил один завет, Тарас. Ты говорил своей непорочной музе:

Мы не лукавили с тобой,

Мы просто шли, - в нас нет

Зерна неправды за собой ...

Великом и завет! Будь, Тарас, уверен, что мы его соблюдемо и никогда не свернем с дороги, что ты нам проложив еси. Когда же не станет у нас силы твоим следом шествовать, когда нельзя будет нам, так как ты, бестрепетно святую правду говорить: то лучче мы будем молчать, - и пусть одни твои большие вещи говорят людям вовеки и веки чистую, немишану правду.

Иван Франко

Посвящение

Он был сыном мужика и стал обладателем в царстве духа.

Он был крепостным, и стал великаном в царстве человеческой культуры.

Он был самоучкой, и указал новые, светлые и свободные пути профессорам и книжным ученым.

Десять лет он томился под тяжестью российской солдатской муштры, а для свободы России сделал больше, чем десять победных армий.

Судьба преследовала его в жизни так лишь могла, но она не сумела превратить золота его души в ржу, ни его любви к людям в ненависть и презрение, а веры в Бога в уныние и пессимизм.

Судьба не жалела ему страданий, но и не пожалела утех, бывшего по здоровому источника жизни.

Лучший и самый ценный клад судьба дала ему только после смерти - бессмертную славу и всерозквитаючу радость, которую у миллионов человеческих сердец все заново возбуждать Его произведения.

Вот такой был и есть для нас, украинском, Тарас Шевченко.

Речь Ивана Франко на его юбилейном празднике 1898

Первым моим словом будет искренняя благодарность всем тем, что устрои это нынешний праздник. Впереди всего благодарность молодежи, не щадила на это трудов и мероприятий; благодарность всем тем, что появились здесь сейчас; благодарность товарищам труда и убеждений; искренняя благодарность оратора, что говорили с этого места. Благодарность конце и моим противникам. За двадцать пять лет моей работы судьба никогда не скупила мне их; они подготовили меня вперед, не дали мне застаиваться на одном месте. Я понимаю очень хорошо вес борьбы в развитию и благодарен своим противникам и искренне уважаю борющихся со мной честным оружием.

Когда скину глазом нынешним сборе, то спрашиваю себя: для чего собралась здесь такая большая и светлая общество? Думаю, что не для моей личности. Я не считаю себя ни таким большим талантом, ни одним героем, ни таким образцовым характером, чтобы мое лицо могла загриты всех к себе. Двадцать пять лет я был тем пекарем, что печет хлеб для ежедневного потребления. Я непрестанно стоял на том, что наш народный развивка должна быть прочной стеной. Муруючы стену, каменщик кладет в нее не одни Гранит квадраты, но как выпадет, то и сделал за те годы, может, и найдется некоторое более твердой камень, но, вероятно, больше будет того валежника и цемента, которым я заполнял люки и скважины. В кождим времени я заботился о том, чтобы ответить потребностям волны и успокоить злобу дня. Я никогда не хотел становиться на котурны, ни щадить себя; я никогда не считал слуги противника слишком малым, я выходил на любой арену, когда борьба была нужна для прояснения дела. Я знаю, что из моих произведений очень мало перейдет к памяти будущих поколений, но мне это безразлично; я заботился впереди всего о нынешних, современных людей.

Яко сын крестьянина, вскормленный твердым мужицким хлебом, я чувствовал себя в долгу отдать труд своей жизни тому простому народу. Воспитанный в твердой школе, я видмалку усвоил себе две заповеди. Первая- это было собственное чувство того долга, а вторая - то потребность непрестанный труд. Я видел видмалечку, что нашему крестьянину ничего не приходится без тяжелого труда; позже я узнал, что и нам всем, яко нации, ничто не придет за ничто, что нам ни от кого никакой ласки не надеяться. Только то, что получим своим трудом, то будет действительно наше достояние; и только то, что с чужого культурного добра присвоим себе также собственным трудом, станет нашим добром. Вот потому-то я старался присваивать нашему народу культурные достижения других народов и знакомить других с его жизнью.

Главную вес клал я непрестанно на получение общечеловеческих прав, зная, что народ, добывая себе общечеловеческие права, тем самым приобретает себе и национальные права. И сам я во всей своей деятельности желал быть не поэтом, а не ученым, а не публицистом, а впереди всего человеком. Мне забрасывали, что я расстреливают свою деятельность, перескакиваю от одного занятия к другому. Это было именно выплыл моего желания - быть человеком, образованным человеком, не остаться чужим в жадно таком вопросу, состоящий на содержание человеческой жизни. А узнав что-нибудь, я хотел и всех сил прилагал доказать и других к тому, чтобы заинтересовались тем и понимали это. Некоторые звиняв меня тем, что тяжелые обстоятельства жизни, конечность заработка побуждала меня бросаться на разные поля. Но мне кажется, что здесь больше причинилася моя удача, то горячее желание - обнять целый круг человеческих интересов. Может быть, что этот недостаток концентрации повредил мне яко писателю, но у нас еще долго будут нужны такие, как я, чтобы будили интерес к духовной жизни и собирали материал, обтесанный хотя с грубого. Фундаменты все так строятся; а только на таких фундаментах, на таких стенах может со временем здвигнутися пышное, смелое свод.

Так, значит, не для меня это нынешний праздник. Я слышу, что я не заслужил его. Но оно наполняет меня радостью как симптом, как знак того, что в широких кругах нашего общества занимается или и сильно уже горит то же желание образования, желание свободы и широкого индивидуального и общественного развитию, желание, которого выражением есть мои писания. Выйдя из самого дна нашего народа, я старался Однако любовью обнять все его слои, а нынешний праздник для меня знаком, что у нас пробуждается, а кое-где уже и ярко пылает желание солидарности с нашим маленьким братом. Только непрестанный, живая стичнисть с людьми может предохранить наше писательство от окольных путей; только солидарность с тем нашим бедным, серым, но конкретным братом предохранит нас от абстракций и доктринерства, поведет наш национальный развивка простой, верной дорогой.

Еще раз спасибо уважаемой общине нынешнего вечер. Кажется, мне не нужно обицюваты, что и в дальнейшем я не сойду с той дороги, по которой шел до сих пор. Такова моя натура, своей работы не оставлю никогда; это не какое геройство, а просто элементарная сила ведет меня цей дорогой, сила моей хлопской крови.

Конечно, в моей деятельности было немало ошибок, - но кто же, делая какое-то дело, не ошибся? Но сейчас я могу смотреть на те ошибки спокойно, потому что знаю, что или мне самому, или другим они служили осторожностью и наукой. А о себе самом, я непрестанно держался той мысли: пусть пропадет мое имя, но пусть растет и развивается русский народ!

Панас Мирный